ЦЕНТР ИССЛЕДОВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ТРАНСФОРМАЦИЙ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ НОМЕНКЛАТУРНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ВЛАСТИ В РОССИИ
(СУБРЕГИОНАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ, 1985-2005 гг.)

Дмитрий СЕЛЬЦЕР

Предисловие, или
От транзита к транзиту.

В последний год существования СССР автор проекта защитил в Казанском государственном университете им. В.И. Ульянова-Ленина диссертацию «Крестьянское движение в губерниях Черноземного Центра России (март 1917 г. – февраль 1918 г.)» на соискание ученой степени кандидата исторических наук по специальности «История СССР». Работа была написана на материалах четырех губерний России – Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской. Тема оказалась транзитологической по сути. Революция 1917 г., с одной стороны, стала частью общего исторического процесса, но, с другой, явила начало нового трансформационного этапа, очень многое меняющего в системе государство – экономика – общество – человек. Диссертация получила положительные отклики, рецензии (в т.ч. – и за рубежом). Были планы продолжения исследования. Что-то, однако, останавливало. Несколько раз пытался продолжить, выезжал в московские архивы, писал статьи, участвовал в конференциях, но все отчетливее понимал: хочу другого.

Другое проявилось совершенно неожиданно. Японский профессор Ким Мацузато предложил поработать в проекте Изменения славяно-евразийского мира» («Priority Research Project (FY 1995-1997) “Changes in the Slavic-Eurasian World”»). В рамках проекта постепенно появился многотомный труд «Регионы России: хроники и руководители». В первом же томе вышла моя большая статья, написанная по тамбовским сюжетам (Сельцер Д.Г. Тамбовская область (1989-1995): Развитие политической ситуации // Регионы России: хроника и руководители. Т. 1: «Красный пояс»: Центральное Черноземье – Липецкая, Тамбовская и Пензенская области (Occasional Papers on Changes in the Slavic Eurasian World № 33). Саппоро: SRC, Hokkaido University, 1997. С. 83-157; http://src-home.slav.hokudai.ac.jp/project/index5e.html). Статья была явно поверхностной, описательной, являлась, как потом справедливо оценит ее Владимир Гельман, «атеоретическим описанием». Вместе с тем, определенный позитивный опыт был получен. Самое главное было в том, что возникли вкус и желание работать.

Я принял решение войти в предметное поле политической науки, политической элитологии и заняться изучением российских элит, Учитывая мой предшествующий опыт историка, я отчасти применил исторический подход, обратившись в полном смысле к транзитарным элитам. Мой рабочий план был таков. Во-первых, на материалах архивов и социологических опросов изучить, что происходило с номенклатурой КПСС в «эпоху Горбачева»; во-вторых, что стало с ней в постсоветское время; в-третьих, кто ее замена в современной российской практике административно-политического управления. При  этом я решил акцентировано заниматься субрегиональной политикой: номенклатурой, административно-политическими элитами, политическими практиками и режимами.

Работа по вполне понятным причинам началась в Тамбове. Мне было важно сделать все идеально, в деталях, и в этом смысле «тамбовский случай» было исследовать легче всего. Первые исследовательские результаты я презентовал в Японии в ходе зимнего симпозиума 2002 г. «Десять лет после распада СССР» («Ten Years after the Collapse of the USSR») в Славянском исследовательском центре университета Хоккайдо (http://src-home.slav.hokudai.ac.jp/sympo/02winter/2002winter-e.html).

From January 30 through February 2, 2002

По итогам выступления в журнале Славянского исследовательского Центра университета Хоккайдо «ACTA SLAVICA IAPONICA» вышла моя первая серьезная статья (Сельцер Д.Г. Полигон назначений и выборов: политическая трансформация и субрегиональная элита Тамбовской области в позднесоветское и постсоветское время (1985-2001 гг.) // ACTA SLAVICA IAPONICA: Journal of Slavic Research Center, Hokkaido University. 2003. Vol. 20. P. 193-229; http://src-home.slav.hokudai.ac.jp/publictn/acta/20/asi20-193-seltser.pdf).

Далее вновь последовал проект Славянского исследовательского Центра университета Хоккайдо «Making a Discipline of Slavic Eurasian Studies»,  финансируемый Министерством образования, культуры, спорта, науки и технологий Японии в (2003-2008 гг.). Это, по мнению организаторов проекта, был новый подход к изучению проекта «Славяно-евразийские исследования» («Slavic Eurasian Studies»; см. о проекте – http://src-home.slav.hokudai.ac.jp/coe21/publish/op2-e.html). Первый же том нового проекта был посвящен России и издан в 2004 г. с моим участием. Книга «Феномен Владимира Путина и российские регионы: победа неожиданная или закономерная?» (Под ред. К. Мацузато (21st Century COE Program Slavic Eurasian Studies, No.1; Славяно-евразийские исследования. Вып. 1) / В.С. Авдонин, А.А. Александров, В.А. Ковалев, М.М. Кириченко, А.К. Магомедов, Н.М. Мухарямов, Л.М. Мухарямова, Д.Г. Сельцер. М.: «Материк»; Саппоро: SRC, 2004. 366 с.) вызвала большой резонанс в политической регионалистике.

В этой коллективной монографии мною была написана глава «От А.И. Рябова до О.И. Бетина: о традиционной парадигме «коммунисты-демократы», клановости и феномене Владимира Путина (Тамбовская область, 1995–2000 гг.)» (http://src-home.slav.hokudai.ac.jp/coe21/publish/no1_ses/statia2_1.pdf).

Фактически эта книга венчала мое исследование «тамбовского примера» политической трансформации советско-российских элит, и я принялся за прорисовку других «региональных случаев».

Поставленные задачи помогли решить два гранта РГНФ «Постсоветская трансформация субрегиональной административной элиты: межрегиональное сравнение (Рязанская, Самарская, Тамбовская, Ульяновская, Ярославская области, республики Башкортостан, Марий-Эл, Мордовия, Удмуртия, Чувашия)» (№ 04-03-00058а, 2004-2005 гг.), «Номенклатура КПСС в условиях политической трансформации от М.С. Горбачева до В.В. Путина, 1985-2005 гг. (Рязанская, Самарская, Тамбовская, Ульяновская области, республики Мордовия, Удмуртия, Чувашия)» (06-03-00057а, 2006 г.) и краткосрочный грант «История субрегиональной номенклатуры КПСС. Центральное Черноземье и Средняя Волга, 1985-2005 гг.» в области гуманитарных наук (2005-2006 гг.), полученный от Американского совета научных сообществ (American Council of Learned Societies) по программе «Humanities Program in Belarus, Russia, and Ukraine» (http://www.acls.org/humanities-byruuk.htm и http://www.acls.org/research/Default.aspx?id=1286).

Результатом стали монография (Сельцер Д.Г. Взлеты и падения номенклатуры: Научная монография. Тамбов: ОГУП «Тамбовполиграфиздат», 2006 (34,41 п.л.)), занявшая в 2006 г. III место в ежегодном конкурсе РАПН в номинации «Научная монография», серия научных статей (в «Вестнике Московского университета», серия 12: Политические науки, «ПОЛИТЭКСе», «Отечественных архивах» и т.д.) и диссертация на соискание ученой степени доктора политических наук (Сельцер Д.Г. Политическая трансформация номенклатурной организации власти в России: субрегиональный уровень, 1985-2005 гг.: Диссертация на соискание ученой степени доктора политических наук: 23.00.02 / Сельцер Дмитрий Григорьевич [Место защиты: МГУ им. М.В. Ломоносова]. Тамбов, 2007. 452 с.: ил. РГБ ОД, 71 07-23/59).

 

О диссертации.

Объектом исследования в диссертации стала номенклатурная организация власти, включая номенклатурную систему и номенклатуру КПСС субрегионального уровня.

Предмет работы – трансформация номенклатурной организации власти, номенклатурной системы и собственно номенклатуры на переломе эпох: системные, общие, региональные и локальные тренды, политический фон, условия, обстоятельства и субъекты замещения; персональный состав; сменяемость; типы, модели, механизмы, способы рекрутизации и карьерной инфильтрации; преемственность; политическая выживаемость; просопографические характеристики; жизнеустройство; административно-политический активизм и партийно-политическая мимикрия.

Цель диссертации была в том, чтобы выяснить, какие изменения и под влиянием каких факторов претерпели номенклатурная организация власти, номенклатурная система и сама номенклатура в позднесоветское время, сколь преемственна постсоветская организация власти по отношению к номенклатурной, как в современную логику политического процесса вписалась номенклатура КПСС и кто ее замена.

Задачи диссертации:

1. определить в проекции на субрегиональный уровень основные этапы трансформации номенклатурной организации власти, номенклатурной системы и собственно номенклатуры КПСС в 1985-1991 гг.;
2. оценить влияние на номенклатурную организацию власти системных факторов политического процесса;
3. выявить динамику сменяемости первых секретарей ГК и РК КПСС в 1985-1991 гг.;
4. установить факторы, ведшие к сменяемости партийной номенклатуры;
5. прочертить логику процесса департизации государства и ликвидации структур КПСС;
6. обозначить влияние ключевых событий политического процесса «позднего» СССР на каналы элитного рекрутирования, возможности и карьерные траектории первых секретарей ГК и РК КПСС;
7. ответить на вопрос «Сохранила ли номенклатура свою власть?»;
8. провести просопографический анализ биографий первых секретарей ГК и РК КПСС до и после распада СССР с уточнением деталей политической социализации и карьерной мобильности;
9. дать ответ на вопрос «Обменяла ли номенклатура власть на собственность?»;
10. ответить на вопрос «Каковы результаты элитистского транзита в постсоветской России?»;
11. выяснить роль мобилизационных/инновационных интенций в российском политическом процессе;
12. сформулировать позицию по ключевой проблеме – «Приобрела ли власть в современной России номенклатурные очертания и сложилась ли новая номенклатура?».

Рабочая гипотеза. В СССР номенклатурная организация власти и номенклатурная система – проявления мобилизационной (служилой, бюрократической) модели элитного рекрутирования – являются осью вертикальной мобильности и порождают номенклатуру. Не имея внутренних механизмов и источников развития, политическая система страны постепенно изживает себя, воспроизводясь на каждом новом этапе в ухудшенном варианте. К началу 1980 гг. номенклатурная организация власти, номенклатурная система и сама номенклатура вступают в период системного кризиса и деградируют. Процесс деградации и распада политического механизма страны еще имеет некоторый временной запас. Однако, обрушение цен на углеводороды, смена первых лиц страны (Л.И. Брежнев – Ю.В. Андропов – К.У. Черненко – М.С. Горбачев), приход на вершину пирамиды власти представителя нового поколения партийно-советских руководителей по разным причинам требуют кардинального обновления политической системы и, как следствие, существенной корректировки модели развития и элитного рекрутирования.

Перестройка включает механизм бурного элитозамещения. Начало правления М.С. Горбачева знаменуется традиционной в рамках мобилизационного типа развития политической чисткой старой элиты с использованием элитной инженерии[1] – отработанной десятилетиями номенклатурной модели элитообразования. М.С. Горбачев в 1985-1990 гг. стремительно обновляет кадры руководящей номенклатуры, не трогая при этом стержневые основы элитного рекрутирования.

Демократизацией аппаратного управления, переходом к инновациям (выборам в Советы с выведением возможностей элитозамещения за границы единственно государства, сталкиванием политических интересов и расширением «элитистского клуба») М.С. Горбачев в 1990 г. приводит политическую систему страны, номенклатурную организацию власти, номенклатурную систему в неравновесное состояние. Номенклатурный механизм элитного рекрутирования оказывается поколеблен. Если в рамках мобилизационной модели традиционная контрэлита – интеллигенция, то в 1990 г. на авансцену политики как самостоятельные акторы выступают советская и, в особенности, хозяйственная элиты. Эти группы все отчетливее заявляют о своих интересах, претендуют на отправление самостоятельной политической роли. Обозначается тенденция перехода от политико-центричной к экономико-центричной модели формирования правящей элиты; от служебно-номенклатурного принципа элитообразования к элитному плюрализму.

Любое вмешательство в традиционную политическую систему ведет к ее неминуемой дестабилизации. Выборы президента РСФСР 12 июня 1991 г. с появлением нового центра власти и изданный 20 июля 1991 г. Б.Н. Ельциным указ «О департизации» наносят завершающий удар и по мобилизационной модели рекрутинга, и по партии-государству.

События 1991 г. приводят к управлению второй эшелон номенклатуры и, в меньшей степени, интеллигенцию. С 1991 г. региональная власть претерпевает на персональном уровне серьезные изменения. В ходе электоральных циклов 1994-1996, 1998-2001 и 2002-2005 гг. побеждают деидеологизированные фигуры, связанные с бизнесом и местными сообществами. Вокруг них оформляются кланы, объединенные общностью политико-экономических интересов и отношениями личной зависимости. Сначала интеллигенция, а следом и номенклатура, не имея ресурсов бороться за власть, сходит с управленческой дистанции. Их замена в элитной иерархии – хозяйственники, не связанные номенклатурным прошлым. Сменяемость корпуса субрегиональных руководителей в каждом следующем электоральном цикле носит обвальный характер. Устойчивый слой локальных управленческих менеджеров не возникает. Номенклатурный социальный порядок советских времен – номенклатурная организация власти, номенклатурная система и номенклатура – исчезают. Новая власть не базируется на номенклатурных принципах, новая номенклатурная система и номенклатура не складываются, что свидетельствует о переходе на инновационные принципы развития и элитного рекрутирования, но не способствует решению актуальной задачи воспитания эффективного управленца.

Хронологические рамки исследования. 1985-2005 гг., на взгляд автора, цельный период истории СССР – РФ, начавшийся перестройкой, инновациями в политическую систему страны, разрушением основ мобилизационного типа ее развития, приведшими к распаду СССР, отстранению КПСС от власти и продолжившийся строительством государственности новой России.

Географические границы. Перед политологами и историками, проводящими изыскания в форме регионального case study, вопрос о значимости обобщений, сделанных на материалах одного региона, всегда остр. В нашем случае это был повод к немалой внутренней рефлексии. Автор предлагаемой работы проделал путь от написания типичного атеоретического case study, выполненного на материалах Тамбовской области, до субнационального кросс-исследования. Работа по изучению субрегиональных элит велась в 7 регионах РСФСР – РФ: четырех областях (Рязанской, Самарской, прежде – Куйбышевской, Тамбовской, Ульяновской) и трех национальных республиках (Мордовии, Удмуртии, Чувашии; прежде – Мордовской, Удмуртской и Чувашской АССР). Репрезентативность – 199 субрегионов, 187 горкомов и райкомов, 475 первых секретарей (Приложение. Таблица 1). Нам казалось ответственно важным нарисовать картину элитистской трансформации на представительном фоне в широких географических границах.

Схема 1

Географические границы исследования
(Рязанская, Самарская, Тамбовская, Ульяновская области,
республики Мордовия, Удмуртия, Чувашия)

При районировании работы мы учитывали несколько факторов.

Административный фактор. Разнородность субъектов страны (области – республики) позволяет лучше выявить общее и особенное в элитистской трансформации. При этом в формах государственного устройства также есть определенное разнообразие практик. Мордовия и Чувашия – президентские республики, а Удмуртия до 1999 г. – парламентская. Кроме того, указанные регионы, что очень важно, относятся к разным Федеральным округам. Рязанская и Тамбовская области – к Центральному ФО, Самарская и Ульяновская области, республики Мордовия, Удмуртия и Чувашия – к Приволжскому ФО.

Этнический фактор – один из важных мотивов в районировании. Одновременно заметим, что мы брали национальные республики, где преобладает и русское население (Мордовия, Удмуртия), и титульная нация (Чувашия).

Пространственный фактор. Растянутость регионов с запада на восток от близких к Москве Рязанской (удаленность – менее 200 км от областного центра до Москвы) и Тамбовской областей до весьма отстоящей республики Удмуртия, входящей в ассоциацию «Большой Урал», помогает решить ту же задачу. Одновременно растянутость не препятствует разностороннему изучению каждого региона, имея в виду, что все они находятся в европейской части страны и, за единственным исключением (Удмуртия), последовательно и плавно граничат друг с другом. Выборка – пространственно репрезентативна по градиенте «запад – восток». Нарушение принципа непрерывности исключением из нашей выборки Татарстана связано с политическим фактором.

Уровень политического развития. В нашей выборке оказались и лидеры перестройки в смысле давления демократических сил на партийный аппарат (Рязанская, Самарская, Тамбовская области, республика Мордовия), и спокойная в этом смысле Ульяновская область. Причем, если в рязанском («вотчине Кузьмичей» – Е.К. Лигачева и И.К. Полозкова) и тамбовском примерах консервативной номенклатуре до 1991 г. удавалось удерживать позиции, то в самарском – сил у нее явно не хватило. Мы не брали региональные случаи, резко выделяющиеся на фоне общего хода новейшей политической истории России. Если говорить о Европейской России, то это, по крайней мере, «обе столицы» – Москва и Санкт-Петербург, мощные национальные республики – Башкортостан и Татарстан, регионы Юга России – Краснодарский и Ставропольский края, республики Северного Кавказа. В указанных регионах политика развивается под определяющим давлением сформировавшихся феноменов: «политических столиц», «особых преференций» (Центра республикам в обмен на политическую лояльность) и «военного напряжения».

Институциональный дизайн. Мы полагаем, что в наших примерах диверсификация политических режимов довольно высока. Эта гипотеза особенно любопытна в свете ведущейся полемики вокруг сложившегося стереотипа о прогрессивном, демократическом, промышленном Севере, отсталом, «красном», аграрном Юге и «сером» пограничье[2]. В постсоветский период субъекты РФ обрели право самостоятельно определять конфигурацию региональных органов государственной власти и институтов местного самоуправления, сроки их полномочий и порядок избрания. Формальная асимметричность РФ выразилась в разнообразии политических практик. По мере развития региональных избирательных систем происходила все большая дифференциация политических режимов, возникло множество их модификаций, что в полной мере проявилось и в наших примерах. Например, Удмуртская Республика – единственный в России регион, где главы администраций городов и районов, за мизерными исключениями, избирались населением, что, на первый взгляд, выглядит странно: в Башкортостане и Татарстане, соседях Удмуртии, глав администраций всю постсоветскую историю назначают президенты республик.

Уровень экономического развития. Изучались разные региональные случаи. От экономически скромных, дотационных областей (Рязанская, Тамбовская, Ульяновская) и республик (Мордовия и Чувашия) до относительно крепкой Удмуртии и более-менее респектабельной Самарской области. От сельскохозяйственных территорий (Тамбовская область, Мордовия и Чувашия) до промышленных (Самарская область, Удмуртия). Важно и соседство регионов, изучаемых нами, с мощными экономически Башкортостаном и Татарстаном. Это обстоятельство может рассматриваться сдерживающим фактором стратегий наших регионов в борьбе за повышение статуса как субъектов РФ.

Вообще чересполосица экономико-политических региональных стратегий республик и областей очевидна. В первой половине 1990 гг. Самара давала рыночно продвинутый вариант развития, Удмуртия и Чувашия являлись зонами «смешанного типа», Мордовия – «социально окрашенный» регион, близкий по многим параметрам Рязани, Тамбову и Ульяновску.

Самарский и удмуртский «случаи» априори интересны тем, что позволяют понять, как партийные боссы выстраивали отношения с директоратом ВПК, чей статус в номенклатуре часто сравним или даже превосходил статус самого первого секретаря. При этом Рязанская и Ульяновская области являют собой промежуточные примеры. Вместе с тем, мы не брали ни лидеров экономики страны, ни откровенных аутсайдеров. Нам казалось весьма интересно посмотреть, как в регионах с различными экономическими ресурсами хозяйственные элиты (директорат, другие руководители хозяйств) атакуют (занимают или контролируют) кресла первых лиц города или района (первого секретаря, главы администрации, председателя исполкома, Совета, Думы). Как это было в СССР и в пост-СССР?

Характер политического развития и взаимоотношений с Центром. Наши регионы являют собой разные примеры политического развития и взаимоотношений с союзным (федеральным) Центром. Представляется, что этот феномен может обусловить и своеобразие элитистской трансформации или, по меньшей мере, достоин осмысления на элитологическом уровне.

В позднесоветское время Самарская область и Республика Мордовия были одними из ядер сопротивления коммунистическому режиму. Соответственно, они же стали надежной опорой новой, ельцинской, власти.

В тамбовском и рязанском примерах, как в Мордовии и Самарской области, 1988-1991 гг. знаменовались чрезвычайным уровнем политического противостояния по линии коммунисты – демократы, что нашло свое продолжение после распада СССР и ликвидации КПСС. При одном, но принципиальном уточнении. В этих областях коммунистическая власть на региональном уровне проиграла только на рубеже XX-XXI вв. (победы на губернаторских выборах О.И. Бетина 26 декабря 1999 г. и Г.И. Шпака 12 апреля 2004 г.), и в публичной риторике лейтмотивом была коммунистическая / антикоммунистическая ортодоксия. Соответственно, обе области не имели теплых отношений ни с ЦК (слишком проблемными для руководства КПСС они были, слишком сильными оказались позиции демократической интеллигенции), ни с ельцинским режимом из-за отчетливо прокоммунистической позиции губернаторов А.И. Рябова и В.Н. Любимова.

Ульяновская область до избрания 24 января 2000 г. губернатором В.А. Шаманова несла ярлык «российской Вандеи», сопротивляющейся проведению ельцинских экспериментов. Она слыла местом, где правит бал коммунистическая номенклатура во главе с «красным администратором» Ю.Ф. Горячевым[3]. В отличие от других территорий, директор завода «Контактор» В.В. Малафеев, назначенный Б.Н. Ельциным главой администрации области, не был поддержан в обществе и смог продержаться в должности немногим более двух недель – с 24 октября по 2 ноября 1991 г. С другой стороны, первый секретарь Ульяновского обкома КПСС в 1983-1986 гг. Г.В. Колбин демонстрировал в свое время не принятую в номенклатурной среде самобытность, раскованность и независимость. В основе такой линии поведения, помимо сильных индивидуальных качеств самого Колбина, лежала поддержка его М.С. Горбачевым. Начатую линию продолжил и Горячев, первый секретарь обкома в 1990-1991 гг. Упором в социальную сферу и самообеспечением региона он в каком-то смысле отошел от принципов организации советской социально-экономической политики. Стоит согласиться с исследователями «феномена Горячева» в том, что история развития горячевского реформизма – это не просто консерватизм, цепляющийся за коммунистическое прошлое, а иной путь адаптации «партии власти» к эпохе массовой политики. И в этом смысле он не противоречил, а шел параллельно радикальному реформизму, подытожил А.К. Магомедов[4]. Впрочем, есть и совершенно иные оценки «феномена Горячева»[5].

Эмпирический корпус диссертации.

Источниковую основу составили документы центральных, региональных и местных архивов, в подавляющем большинстве еще не вовлеченные в научный оборот[6].

Центральные архивы. В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), в прошлом – Центральный партийный архив ИМЛ при ЦК КПСС (ЦПА ИМЛ), затем – Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), отложилась полная коллекция протоколов заседаний бюро, секретариатов обкомов (рескомов) КПСС и КП РСФСР, областных (республиканских) партийных конференций.

В Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ), в прошлом – текущий архив общего отдела ЦК КПСС, затем – Центр хранения современной документации (ЦХСД), рассекречены и переданы в читальный зал официальные и рабочие материалы политбюро, съездов, конференций, пленумов КПСС и КП РСФСР.

В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), в прошлом – Центральный государственный архив Октябрьской революции, органов государственной власти и органов государственного управления СССР (ЦГАОР СССР), мы использовали документы Совета Министров РСФСР, Верховного Совета РСФСР, Совета Министров СССР, Верховного Совета СССР, ЦИК по выборам Верховного Совет СССР.

Информационный потенциал региональных архивов обобщен нами в журнале Росархива «Отечественные архивы»[7]. В большинстве регионов преемственно по отношению к советскому времени сохранились по два архива – государственный и под разными названиями (чаще как Центр документации новейшей истории) бывший архив обкома (рескома) КПСС. Материалы, интересовавшие нас, размещены в фондах обкома, гор- и райкомов партии.

Мы вовлекли в научный оборот и местные архивы. Протоколы заседаний исполкомов, сессий Советов, в том числе – организационных сессий Советов 1990 г., биографические материалы в некоторых случаях было невозможно получить без использования местных архивов. Кроме того, в субрегионах привлекательны текущие архивы рай- и горадминистраций, Советов, избирательных комиссий.

Сборники документов, воспоминаний, статистики использовались нами при анализе политических событий и итогов выборов 1990-2004 гг. Сборники разнообразны по происхождению и информации. Современные политические мемуары (М.С. Горбачева, А.Н. Яковлева, Б.Н. Ельцина, Е.М. Подольского и др.), некий субъективный анализ «изнутри», позволили взглянуть совершенно неожиданно для нас на, казалось, известные события.

В системе Internet мы широко заимствовали нормативные акты законодательного характера, биографические справки, размещенные на сайтах областных и республиканских администраций. Таким образом, например, мы получили биографии глав городов и районов Рязанской, Самарской областей, республик Удмуртия, Чувашия, Мордовия. Сайт ЦИК РФ позволял оперативно выявлять итоги местных выборов последних лет.

Периодическая печать, в особенности – районно-городская, довольно редко привлекается политологами. Это и понятно: многие влиятельные фигуры избегают публичности. Еще Флойд Хантер отмечал, что в прессу часто не попадают самые важные аспекты политической жизни субрегиона[8]. Именно поэтому периодическая печать использовалась нами скорее как фон.

Опросы и интервью стали важнейшей частью источниковой базы. Они применялись, чтобы получить экспертные оценки, важные для понимания сути происходивших событий, истинной ситуации во властных иерархиях, идентифицировать элиту, заполнить лакуны в биографиях. Опрашивались секретари и работники аппаратов ОК, ГК и РК КПСС, главы администраций городов и районов, председатели рай- и городских Советов.

Научная новизна.

1. Проведением комплексного, единообразного, междисциплинарного изучения политической элиты субрегионального уровня в широких географических и хронологических границах, с применением полевых, архивных методов, методов квантификации с составлением исчерпывающей количественной характеристики, созданием модели трансформации номенклатурной организации власти обновлены организационный и методологический компоненты традиционного элитологического изыскания. В рамках сравнительной политологии внесены существенные новации в технику кросс-исследования региональных и локальных элит.

2. Выявлены структурные и политические механизмы функционирования и трансформации номенклатурной организации власти, номенклатурной системы и номенклатуры в позднем СССР и постсоветской России. Всесторонне изучены разнообразные номенклатурные практики позднего СССР и сделаны выводы о степени их применимости в РФ. Раскрыты внутренние логические связи и отличия систем элито-кадрового замещения в СССР и РФ.

3. На примере транзитарной России выделена вполне конкретная связь между трансформацией политической системы, типом развития и формой элитного рекрутирования, доказано их определяющее воздействие на персональный состав административно-политической элиты. Показано содержание и влияние перестройки 1985-1991 гг., постсоветской государственной политики на формы и методы элитного рекрутирования в российских регионах.

4. Типологизированы основные линии трансформации номенклатурной организации власти, номенклатурной системы и собственно номенклатуры КПСС. Выделено влияние ключевых событий новейшей политической истории страны на функционирование номенклатурной организации власти, номенклатурной системы и номенклатуры КПСС.

5. Внесен вклад в изучение общих и особенных черт поздне- и постсоветского развития российских районно-городских политических режимов. Показана структура субрегиональной власти в СССР и постсоветской России. Выделены доминирующие акторы субрегиональной политики, их преемственность, каналы возникновения формальных и неформальных практик. Проанализировано соотношение сил основных политических игроков.

6. Посредством исследования хода и результатов многочисленных выборов, состоявшихся в СССР и постсоветской России, раскрыты механизмы и содержание борьбы за власть элитных групп. Высказана гипотеза о перерастании номенклатурной логики элитистского развития в клановую.

7. Обозначены современные российские проблемы элитостроения и элитозамещения, тренды сегодняшнего и завтрашнего дней. Представлено авторское видение возможностей воссоздания в России номенклатурной организации власти, номенклатурной системы и собственно номенклатуры.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Вызовы, с которыми столкнулся СССР, его экономика, общество, политическая система, не могли не сказаться на изменении форм отправления власти. Существование в режиме чрезвычайных мер истощили социальный организм. Экономика, основанная на внеэкономическом принуждении и оттого не имевшая внутренних механизмов и источников развития, находилась в состоянии глубокой стагнации и не могла поддерживать на устойчивом уровне высокую планку внешне- и внутриполитических государственных задач. Неблагоприятная внешняя конъюнктура не обеспечивала приток средств для обеспечения амбициозных проектов и реализации ставших в 1970-1980 гг. привычными социальных программ. Существовать в рамках мобилизационной модели развития с предельным перенапряжением сил общества было невозможно. Требовались социально-экономические реформы. Нуждались в реформировании и оказавшиеся в глубоком кризисе институты государства. Его стержневые основы – номенклатурная организация власти, номенклатурная система, номенклатура – оказались в состоянии серьезного вызова, не отвечать на который было невозможно. Мобилизационная модель развития, требующая существенной корректировки, неминуемо должна была сказаться и на организации власти, и на типе элитного рекрутирования, и на самой номенклатуре. Их судьбы зависели от изменений в политической системе, начатых М.С. Горбачевым.

2. Трансформация номенклатурной организации власти, номенклатурной системы и субрегиональной номенклатуры КПСС в 1985-1991 гг. прошла следующие этапы:

1985-1988 гг. – подготовка реформы политической системы, период некоторой корректировки стабильных номенклатурных практик, когда «элитной инженерией» М.С. Горбачев решил в свою пользу противоборство в КПСС, а в триаде номенклатурная организация власти – номенклатурная система – номенклатура произошло обновление номенклатуры.

1989-1990 гг. – начало реформы политической системы, когда через выборы произошла известная демократизация системы номенклатурного рекрутирования, а в триаде номенклатурная организация власти – номенклатурная система – номенклатура произошло очевидное изменение номенклатурной системы.

1990-1991 гг. – насыщенный этап реформирования политической системы страны, период активной политической деконструкции, когда проходило перетекание власти от партийных органов к советским, ротация кадров, стремительная департизация государства вплоть до исчезновения номенклатурной организации власти.

3. Анализ динамики сменяемости первых секретарей ГК и РК КПСС в 1985-1991 гг. показал: весь период происходила их мощная ротация, что можно объяснить комбинацией обстоятельств, подробно проанализированных в диссертации, каждое из которых вело к стремительному и необратимому распаду стабильных номенклатурных практик. Ротация явилась следствием дестабилизации, деконструкции и кризисного состояния номенклатурной организации власти.

4. Установлены факторы, ведшие к сменяемости партийной номенклатуры:

1. традиционный российский властецентризм вел к доминированию государства над обществом, оттого реформы носили верхушечный характер, в данном случае – с самым широким использованием технологии «конструирования элиты»;

2. политикоцентризм российской системы продолжал искать логику реформирования страны в «исправлении» политической страты;

3. моноцентризм власти делал первое лицо страны доминирующим политическим актором, единственным артикулятором задач. Кроме того, моноцентризм должен быть охраняем от внешних по отношению к первому лицу государства угроз с перманентной «чисткой» номенклатуры;

4. реформа политической системы (изменения в Конституциях СССР и союзных республик (1988 г.), выборы народных депутатов СССР (1989 г.), РСФСР и местных Советов (1990 г.), проникновение в элиту контрэлиты из интеллигенции с оформлением борьбы по линии структуры КПСС – неформальные объединения националистической и демократической ориентаций) вела к демонтажу номенклатурной организации власти;

5. смена генерального секретаря с вертикализацией процесса кадрового замещения (персональные изменения на уровне ЦК, обновление корпуса первых секретарей обкомов, ротация первых секретарей горкомов и райкомов) вызвала борьбу на всех уровнях партийной иерархии;

6. реформа самой номенклатурной системы (создание в партии политической конкуренции, сокращение партийного аппарата) лишала номенклатуру ориентиров;

7. адаптация к условиям посткоммунистической эпохи, коммерциализация партии разлагали номенклатурную систему изнутри и подталкивали номенклатуру к поиску новых мест работы.

5. КПСС, будучи партией-государством, испытала на себе удары двух волн департизации:

первая волна департизации, разгосударствления и ликвидации структур КПСС началась в 1989-1990 гг. выборами народных депутатов СССР, РСФСР и местных Советов, когда статус последних достиг статуса партийных органов, система Советов превратилась в сильный властный центр, а основным деятельностным актором департизации было союзное руководство;

вторая волна департизации возникла в связи с выборами президента РСФСР 12 июня 1991 г., когда возникла новая конфигурация власти. В лице президента РСФСР появился новый решенческий лидер, властный актор. Российская власть, конкурируя с союзной, стремительно институализировалась. Все это, в конечном счете, вело к полной деноменклатуризации.

6. На практику бытования и карьерные траектории номенклатуры КПСС оказали существенное воздействие ключевые события политического процесса «позднего» СССР.

1. М.С. Горбачев, действуя сообразно логике развивающегося политического процесса, открыл небывалые вакансии в иерархиях.

2. Выборы в партии стали прологом глубокого реформирования политической системы и составной частью общего процесса преобразований.

3. Выборы в Советы 1990 г. положили начало системным инновациям, создав для номенклатуры  возможности должностного дуализма и открыв новые для номенклатурной системы каналы карьерной инфильтрации: в условиях перераспределения власти в пользу Советов места их председателей выглядели для номенклатуры все более привлекательно.

4. Выборы президента РСФСР 12 июня 1991 г. обрушили позиции номенклатуры. Она не просто всерьез задумалась о жизнеустройстве, а стала предпринимать в этом смысле практические усилия.

5. Указом о департизации Б.Н. Ельцин лишал КПСС организационной основы – первичных партийных организаций и имущества, что привело к обвальному уходу номенклатуры из партийных органов.

7. Сохранила ли номенклатура свою власть?

В ходе изучения итогов назначений и выборов глав субрегионов постсоветской России была выявлена тенденция к полному вымыванию из управления не только первых секретарей, но вообще всех, кто был когда-то в номенклатуре. Номенклатура КПСС не смогла сохранить свою власть.

8. Просопографический анализ биографий первых секретарей ГК и РК КПСС позволил сформулировать отношение к динамике их политической социализации и карьерной мобильности.

1. «Застойные кадры». Раннее вступление в КПСС – позднее получение высшего образования – отсроченное попадание в предэлиту – быстрое попадание в элиту из-за смены политических поколений.

2. «Горбачевские кадры». Раннее вступление в КПСС – раннее получение высшего образования – быстрое попадание в предэлиту – приостановка карьеры из-за отсутствия вакансий в элитных иерархиях – уход на советскую работу или, чаще, на «хозяйственный фронт».

3. «Последние первые». Раннее вступление в КПСС – раннее получение высшего образования – быстрое попадание в предэлиту – прерывание карьеры из-за полного отсутствия вакансий в элитных иерархиях – работа на вторых ролях в аппарате КПСС без перспектив занять первые.

М.С. Горбачев убрал первую когорту, освободив место для второй и искусственно сменив политические поколения. Вторая в 1990-1991 гг. ушла, впустив в иерархию либо неудачников из своего же политического поколения, либо хозяйственников.

9. Обменяла ли номенклатура власть на собственность?

Постсоветская карьера руководящей номенклатуры КПСС развивалась по шести траекториям, где доминировала муниципальная работа на вторых ролях. Обменять власть на собственность номенклатуре в целом не удалось.

10. Каковы результаты элитистского транзита в РФ?

Обновление руководителей органов местного самоуправления в результате выборов всякий раз составляло около 50 %. Кто замена номенклатуры КПСС?

• в ранний ельцинский период – советская номенклатура;
• в середине 1990 гг. – хозяйственная номенклатура;
• в конце 1990 гг. – «вненоменклатурные» хозяйственники;
• в начале 2000 гг. – «вненоменклатурные» хозяйственники и менеджеры.

Штатное место номенклатуры в субрегиональной иерархии заняли представители постноменклатурных кланов, в подавляющем большинстве – руководители хозяйств.

11. Общее понимание логики политического процесса позволило высказаться о роли в них мобилизационных/инновационных интенций.

Процесс трансформации страны в 1985-2005 гг. – это волнообразное превращение мобилизационной модели развития и элитного рекрутирования в инновационную и, напротив, немедленное маятниковое возникновение в инновационной схеме мощных мобилизационных предложений. Объявлением перестройки М.С. Горбачев дал старт соревнованию мобилизационных и инновационных интенций в развитии страны.

1985-1990 гг. Мобилизационная модель с некоторыми элементами инноваций.

1990 г. Мобилизационная модель с началом системных инновационных изменений.

1991 г. Мобилизационная модель при накоплении инновационной схемой критических для традиционной схемы политических аргументов.

Первая половина 1990 гг. Паллиатив мобилизационной модели элитного рекрутирования и инновационной модели развития.

Вторая половина 1990 гг. Инновационный тип развития и элитного рекрутирования.

С 2000 г. по настоящее время. Инновационный тип развития и введение элементов мобилизационной модели элитного рекрутирования.

12. Приобрела ли власть в современной России номенклатурные очертания и сложилась ли новая номенклатура?

Номенклатурная организация власти ныне невозможна. Термин «номенклатура» неприменим к современной элите ни в строгом советском смысле (эти люди не связаны номенклатурным прошлым советских времен), ни сущностно (отсутствует служилая составляющая карьеры). Обретение статуса номенклатуры в инновационной модели развития нереалистично. Номенклатура – порождение «мобилизации». Вместе с тем, объективные сложности при формировании нового чиновника, несомненно, подталкивают государство к созданию системы отбора кадров на государственную и муниципальную службу, что может повлечь реноменклатуризацию. Тем более, к этому может привести незавершенность ухода от мобилизационного типа развития страны.

---